Детство и юность в Цюрихе
1746-1768
Иоганн Генрих Песталоцци родился 12 января 1746 года в квартире своих родителей в Оберен Хиршграбен в Цюрихе. Семья владела городским гражданским правом, с тех пор как предок Иоганн Антон Песталоцци в середине 16 века иммигрировал из Чиавенны в Цюрих, и считалась сначала купеческой семьей, которая не занимала государственные посты. Только дедушка Песталоцци, Андреас Песталоцци, изучал теологию и занял пост священника в Генге под Цюрихом, который предоставлялся только городским жителям.
Первые годы жизни характеризовались семейными волнениями: семь детей были рождены в течение 8 лет брака родителей, четверо из которых умерли в эти же годы, и Песталоцци было лишь пять лет, когда умер отец Иоганн Баптист Песталоцци (1718-1751). Экономические условия для семьи еще при жизни отца были действительно тяжкими, потому что этот так называемый «хирург» едва ли мог прокормить свою семью, а после его смерти они стали еще тягостнее. Мать со своими тремя оставшимися в живых детьми не переехала к своим зажиточным родственникам в Рихтерсвиль на левом берегу Цюрихского озера, которые правда материально помогали притесненной семье, но сами не имели гражданского права жить в городе. Вероятно, из-за лучших возможностей получить образование и лучшего выбора школы для детей оставалась жить в Цюрихе все еще привилегированной семьей как житель города. Бедные условия привели, однако, вместе с травматическими семейными опытами к щепетильной заботе со стороны матери и верной служанки дома, Барбары Шмид. Таким образом, Песталоцци ребенком испытывал скуку и ограничение опыта слишком далеко заходящего покровительства и в 1804 году описывает, глядя на прошлое, свое положение в письме к Гансу Конраду Эшеру (из Линты):
"Молодые годы лишили меня всего, вследствие чего человек закладывает основы гражданской приспособленности. Меня стерегли как овцу, которой нельзя негде быть кроме хлева. Я никогда не приходил к мальчикам моего возраста в переулок, не знал не одну из их игр, не одного из их навыков, не одну из их тайн. Естественно, я было неловким в их кругу и смешным для них. Также они мне дали в девять или десять лет прозвище 'Генрих чудачок – из земли дураков'" (Полное собрание произведений Песталоцци, т. 29, стр. 104).
А в другом месте он излагает о том же самом времени:
"Повседневное и обычное, вследствие чего большинство детей в доме и вне дома можно заранее подготовить и сделать умелыми в хватании и обращении различных вещей к привычным навыкам жизни, вряд ли без их ведома и желания, мне вовсе не хватало. Так как в моей детской комнате было, собственно, так много только для того, чтобы заниматься разумно и поучительно, и я со своей оживленностью портил и губил обычно то, что я получал без этой цели, то верили, лучшее, что можно было сделать со мной в этом случае, что я так немного беру по возможности, чтобы я портил так немного по возможности. 'Если ты не можешь сидеть совсем спокойно. Ты также не можешь вести себя спокойно?' Это было слов, которое я должен был слышать скоро постоянно. Это было противно моей натуре, я не мог сидеть тихо, и в самом деле, чем больше я делал это, тем меньше я умел. Если я ничего больше не находил, я брал веревку и так долго крутил ее, до тех пор пока она больше не походила на веревку. Каждый лист, каждый цветок, которые попадали в руки, имели ту же судьбу. Представь себе случай, где насильно запутывают находящийся в полном движении шестереночный механизм и тормозят и стремление этих шестеренок против препятствия их силы, тогда ты получишь представление о влиянии моего состояния на направление моих сил, стремящихся к развитию и деятельности. Чем больше тормозились они, тем беспорядочнее и насильственнее они появлялись, где они всегда хотели и могли показаться."
В своем родном городе Цюрихе Песталоцци посещал все школы, которые были открыты тогда перед образованным молодым горожанином для бесплатного посещения, и его процесс образования вел его через Schola Carolina в Гросмюнстере для учебы в Коллегиум Каролинум, высшей школе, учителя которой создавали дух швейцарского или цюрихского просвещения. Сначала Песталоцци хотел стать священником как его дедушка, потом он начал изучать юридические науки. Его самым знаменитым учителем был известный далеко за пределами Цюриха и Швейцарии Иоганн Яков Бодмер (1698-1783), который сплотил вокруг себя группу одаренных студентов.
Они встречались еженедельно по вечерам в комнате цеха дубильщиков, назывались "Гельветическим обществом скорняков" или коротко "Патриотами" и выпускали свой собственный журнал "Напоминатель". В кругу патриотов подробно обсуждались идеи философов прошлого и современности: Платона, Тита, Ливиуса, Саллюстия, Цицерона, Коменского, Макиавелли, Лейбница, Монтескье, Зульцера, Гуме, Шафтесбери, Лессинга и, прежде всего, Жан-Жака Руссо. У них молодые люди знакомились с высокими жизненными идеалами и дальновидными общественными проектами, которые они потом сравнивали с жизненной действительностью в своем городе и его окрестностях: в Цюрихе власть находилась в руках менее авторитетных классов города, и кто подвергал критике или защищался от произвола господствующих или также только требовал существующее право, вынужден был считаться с преследованием и изгнанием. Крестьяне должны были продавать свои продукты по предписанным ценам в городе и покрывать большую часть своих потребностей снова покупками в городе. Настоящая торговля и крупное ремесло были разрешены привилегированным жителям города, и также только горожане принимались в расчет для занятия церковных и государственных должностей – пасторатов, судей и управления. Свободное выражение мнения сильно ограничивалось строгой цензурой. Патриоты в своих еженедельных беседах наседали на самовластный способ правления господствующего класса, который реагировал также нервно. Но студенты не давали себя запугать, и "Высокие господа" не смели задеть Бодмера, известного далеко за пределами Цюриха. Несомненно, Песталоцци в родном городе не только вызвал к себе антипатию своим рвением к облагороженным обычаям в обществе и государстве и своей искренностью к идеям государственной реформы и справедливой власти, равенства, разделения власти или прекращения очевидной эксплуатации кантона и его жителей, но и преждевременно и надолго упустил свои шансы на государственную должность.
Из этого времени сохранились первые напечатанные сочинения Песталоцци "Агис" и "Пожелания".
"Агис" является самым ранним сохраненным произведением Песталоцци и появилось в 1765 году в журнале Линдау, вероятно, чтобы избежать цензуры Цюриха. Политика реформ спартанского короля Агиса разбивается о сопротивление господствующей и имущей аристократии, и Песталоцци с тонкой иронией очень умело проводит параллель с Цюрихом, говоря, что речь при этом идет не о "сатирах на наши условия".
Также "Пожелания", результат афористических очерков из "Напоминателя" (1766 г.), разъясняют критическую направленность Песталоцци. Сочинение начинается:
"Молодой человек, который в своем отечестве производит такое маленькое впечатление, как я, не может осуждать, исправлять; так как это вне его круге деятельности. Это говорят мне почти все дни; но могу ли я, все же, желать? – Да, кто хотел мне запретить то, за что можно обидеться? Я хочу желать и давать людям читать мои желания в напечатанном виде; и кто смеется надо мной с моими желаниями, тому я желаю скорее выздороветь!" (Полное собрание произведений Песталоцци, т. 1, стр. 25)
Больше всего на цюрихских студентов производил впечатление Жан-Жак-Руссо. В 1762 году вышли "Общественный договор" и "Эмиль", оба произведения оживляли в них идеал естественной, добродетельной и свободной жизни. Жизнь горожан казалась им извращенной, испорченной и поддельной; крестьянин, напротив, жил – по меньшей мере, в их воображении – просто, энергично и в самой тесной связи с природой. У Песталоцци эта мысль глубока и связана с его стремлением помогать бедным и бесправным в деревне. В Генге, в доме своего деда, где он ребенком часто был в гостях, он узнал тяжкую ситуацию необразованного и бесправного сельского населения непосредственно с точки зрения привилегированного городского ребенка. Так он уже двадцатиоднолетним преждевременно прервал свою учебу и решил стать крестьянином. Не крестьянином в обычном понимании профессии, а скорее владельцем поместья, из дохода которого можно было получить пропитание образованного и всесторонне заинтересованного городского жителя. Однако, для этого пути, у Песталоцци отсутствовали предпосылки, прежде всего знания сельского хозяйства и земледелия. Так летом 1767 года он начал обучаться сельскому хозяйству у Иоганна Рудольфа Чиффели в бернском Киршберге, чтобы овладеть там современным плодоводством и полеводством.
Сельское хозяйство находилось в связи с агитацией и возникновением естественных наук в коренном переломе: отход от традиционного трехполья в пользу интенсивного использования земли посредством целенаправленного внесения удобрений и отказа от годичных паров. Чиффели был одной их движущих сил этого развития, и Песталоцци намеревался идти по его стопам. Решению Песталоцци помогли положительные философские основы сельского хозяйства: если меркантилизм как экономика французского абсолютизма объяснял запасы благородных металлов как фундамент экономического благосостояния, то меркантилизму в связи с Руссо возражали физиократы. По их убеждению благосостояние общества основывалось на натуральных продуктах земли, прежде всего на крепком сельском хозяйстве, отчего первой задачей экономической политики рассматривалась модернизация сельского хозяйства. Физиократизм требовал кроме того ликвидации государственной централизованной экономики (недостающая свобода торговли и промышленности, контроль производства цехами) и поддержка частного хозяйства, чтобы "свободной игрой сил" прийти к естественному равновесию в области экономики. Оптимальное удовлетворение экономических потребностей народа должно было быть результатом свободной рыночной конкуренции и международной беспошлинной торговли.
Когда Песталоцци еще в 21 год стремился к практической профессиональной деятельности, которая обещала принести какую-нибудь экономическую прибыль, он имел следующую и очень убедительную причину наряду с модным увлечением крестьянской жизнью и его стремлением помочь сельскому населению хорошим примером: он влюбился, хотел жениться и поддержать свою будущую семью в соответствии с социальным положением. Любовь Песталоцци к 29-летней Анне Шультгес началась 1767 году в день смерти их общего друга Иоганна Каспара Блюнчли, названный Менальком, который уже в 23 года умер от туберкулеза. Менальк в кругу патриотов воодушевлял своих друзей собственным примером к работе над самим собой. Перед лицом своей ранней смерти Блюнчли видел в друге, младшем на два года, что-то вроде исполнителя его собственных высоких идеалов, что укрепляло решение Песталоцци выступить, безусловно, за улучшение социальных и политических положений на свой страх и риск. Смерть общего друга поразила обоих глубоко, и Песталоцци в этом горе почувствовал себя привязанным к Анне Шультгес. Неожиданно общая скорбь пробудила в Песталоцци любовную страсть, которая грозила поглотить его с вулканической силой. Так мы читаем в одном из первых писем к его будущей жене:
"Мадемуазель! Я напрасно снова ищу свой покой. Я вижу, мои надежды потеряны. Я буду платить вечной печалью за наказание моей неосмотрительности. Я решился удивить Вас, поговорить с Вами, написать Вам, думать о Ваших собственных чувствах, почувствовать, сказать Вам. – Я должен был узнать слабость моего сердца и избежать таких опасностей, где исчезает любая надежда. Что я должен теперь делать, должен ли я молчать и съедать свое сердце тайной тоской и не говорить, и не ждать надежды, облегчение моего жалкого состояния? Нет! Я не хочу молчать, облегчение будет для меня, когда я знаю, что мне не на что надеяться. – Но на что надеяться? Нет! Я не могу ни на что надеяться! Вы видели Меналька, и на него должен быть похож мужчина, которого Вы можете любить. А я! Кто я? Какое расстояние! Как же я чувствую смертельный удар самых жестоких слов, что я не похож на Меналька, что я не достоин Вас! Я знаю это, я заслуживаю этот ответ, я получу его; я не жду ничего другого. […] Весь день я брожу без дела, без работы, рассеяно все время вздыхая, ищу развлечение и не нахожу его, беру Ваше письмо, читаю его, читаю его снова, мечтаю, надеюсь, и снова не надеюсь, обманываю нежно щепетильную маму рассказом о причинах болезни, которую я не знаю, избегаю общения со своими друзьями, избегаю веселья дня, запираюсь в самую уединенную, темную комнату, бросаюсь на кровать, не спится, нет спокойствия; я терзаю себя. Я думаю весь день только о Вас, о каждом слове, которое Вы говорите, о каждом месте, где я видел Вас. В себе я потерял все силы, успокоение и завишу полностью от Вас. О каким ничтожным, презренным я должен мгновенно показать себя Вам, так как я пытаюсь добиться Вашего глубокого уважения. О, чтобы Вы не узнали моей впечатлительности, о, чтобы Вы не думали о том, какую опасность таит Ваша дружба к моему слишком чувствительному, очень чувствительному сердцу! – Вы излили Ваши чувства для Меналька мне; я чувствовал одни и те же с Вами; Вы слушали мои и находили в них Ваши! Что я делал? Что Вы делали? Мое глубокое уважение к Вам является теперь сильной страстью любви. Каждый день, каждый час, каждую минуту она повышается. Недостаточно было подавить меня, что я потеряю Меналька: я должен стать вдвойне жертвой под двойной печалью без всякой надежды. […]
Три раза я писал уже Вам и три раза снова разрывал письмо; я не хочу больше рвать его. Я считаю своим долгом теперь поговорить, так как я не могу больше молчать из-за опасности моего здоровья и морального состояния. Вы знаете мое сердце; Вы знаете, как чуждо ему притворство. Вы знаете мою робость; Вы, вероятно, знаете, сколько стоило мне усилий решиться на этот шаг. Я больше не, хочу извиняться.
Милосердное небо, помоги мне спокойствием ожидать важный ответ. А Вы, прекрасная Шультгес! Спешите снова одарить меня. О часы, минуты между решением! Мое сердце стучит; как же я буду терпеть их. Мое счастье, мое спокойствие, будущее, я, я полностью завишу от этого ответа.
Спешите, я прошу Вас на коленях ответить Вашему П.!" (Полное собрание произведений Песталоцци, т. 1, стр. 3-5)
Анна и Генрих были разной парой: она городская красавица, привыкшая иметь достаточно денег, интеллигентная и образованная, кроткая, с тонким вкусом и нежная, с одной стороны скорее холодная и держащая на расстоянии, с другой стороны, так же как и Песталоцци, имеющая склонность к гневу, – он внешне непривлекательный, в некотором отношении неуклюжий, в другом, однако, высокоодаренный, исполненный честолюбивыми планами по улучшению мира, бедный и сын вдовы, род которой ничего не значил в городе. С точки зрения Анны между ними существовала также видимая разница в сословии, из-за чего она, как только дело дошло до первых контактов, настаивало на том, чтобы повсюду скрывать любовную связь. Когда родители Анны Шультгес узнали о намерениях Песталоцци, они вышвырнули его из дома и впредь закрывали перед ним дверь.
Таким образом, ничего другого не оставалось обоим, как встречаться тайно и писать друг другу ежедневно и еженедельно. Из периода между весной 1767 года и их свадьбой в сентябре 1769 года сегодня сохранились еще 468 писем, которые занимают более 650 страниц. Страстная любовь Песталоцци к Анне, ее первоначальное сопротивление и ее постепенную, скорее холодную любезность, потом прорыв ее любовной страсти, расцвет обоюдной симпатии полной поэзии, юмора, нежности, затем их общая борьба за правду и добродетель и их борьба за любовь против богатых родителей Шультгес со всеми унижениями и оскорблениями – все это не оставляет равнодушным того, кто читает сегодня эти письма. Они внушительно показывают богатый внутренний Песталоцци, его великодушие, его заботу о собственной добродетели, но также его знание о его высоком призвании для народа. Сохраненные в этих письмах самоанализы являются автобиографическими свидетельствами редкой ценности. В подробном письме 21-летнего Песталоцци, в котором он характеризует себя как безжалостного, разъясняет бескомпромиссно свои системы ценностей и составляет проект своих видений на жизнь, основные черты его более поздней жизни становятся узнаваемыми: он хочет приносить пользу своему отечеству, не принимая во внимание свою жену или детей, он знает о своем рвении и своей опрометчивости при всех его поступках, он строит на средства зажиточных родственников Анны, он стремится реализовать воспитательные представления Руссо и не позволить сыновьям стать бесполезными жителями города, и он говорит подавленными и грустными тонами, присягая своей слабости, своей болезни и своей скорой смерти (ср. Полное собрание произведений Песталоцци, т. 1, стр. 25-35).
Также в более поздних письмах он мечтает снова и снова о будущем одиночестве вдвоем в деревне, и если его воображенные идиллические картины со временем должны были оказаться иллюзиями, то они, тем не менее, показывают его социальные намерения, которые лежат в основе его выбора профессии:
"Любимая, я радуюсь, что Вы находите справедливой мою мысль, что город неподходящее место для воспитания, согласного с нашими взглядами. Моя хижина решительно должна быть вдали от этого скопления порока и бедствия. В этой уединенной хижине я стану больше заниматься отечеством, чем в городской сумятице. Если я когда-нибудь буду в деревне и увижу сына одного из моих сограждан, который обещает в будущем великую душу и у которого нет хлеба, то я поведу его за руку и воспитаю в нем хорошего гражданина, и он станет работать, и есть хлеб и молоко и будет счастлив. А если юноша совершит благородный поступок и навлечет на себя ненависть своей нелюдимой семьи, то он найдет у меня хлеб, пока у меня есть! Да, тогда с радостью, любимая, я стану пить воду и отдам молоко, которое я люблю, благородному человеку, чтобы он видел, как я его ценю. Любимая, тогда бы я Вам понравился, если Вы увидите меня пьющим воду. Действительно, милая, для тог, чтобы служить нашим согражданам, мы ограничим наши потребности, насколько только позволят приличия и привычки. Как много, милая, я мог бы болтать здесь о приятном этих дней и о счастье будущих детей, о приятных неожиданностях моих друзей. Но я молчу и говорю Вам только еще то, что возможны обстоятельства, которые потребуют меня в последующие годы с этого поместья. Я буду делать всегда то, что обязан как добросовестный житель своему отечеству, и, милая, Вам приятно исполнение каждого долга". (Полное собрание произведений Песталоцци, т. 1, стр. 60-61)
Анна сомневалась неделями и месяцами, обдумывала, медлила, до тех пор, пока она не стала уверена в своей любви и искупительным письмом стало первое, которое она датировала, 19 августа 1767 г.
Вскоре после этого, в сентябре 1767 года, Песталоцци покинул Цюрих, чтобы приступить к своему сельскохозяйственному обучению. Его письма тайком передавались Анне друзьями и братьями. Снова и снова становится ясно, что он понимает свое профессиональное обучение как подготовку к деятельности во благо народа и что "конечная цель его предприятий имеет благополучие многих находящихся с ним рядом людей" (Полное собрание произведений Песталоцци, т.1, стр. 241). Но через 9 месяцев, прерванных зимой, Песталоцци посчитал свое обучение законченным, прекратил свое пребывание у Чиффели, вернулся в Цюрих и начал свой путь сельскохозяйственным предпринимателем.
